Переписка Сергея Филенко и Петра Павленского

Петр Андреевич, здравствуйте!
Я Сергей, плотник.
В декабре в Петрозаводске – удивительное дело – была дискуссия об акционизме. Модератор-политолог, эксперты – художник и психиатр, да несколько человек любопытствующей публики. Приглашали высказаться полицейского, но все три офицера последовательно в обсуждении отказались участвовать.
Художник выступил эмоционально. Рассказал о Караваджо. Горько рассказывал о гениальном художнике Филонове, работ которого нет в мировых собраниях, и «потому его… нет!» Раздражался от невежества аудитории: «Что вам непонятно? Павленский – он как будто Суриков! Он мыслит, как классик! Как красным намалевано!» Возмущался: «Не знаем, где Мусоргский похоронен, а пытаемся рассуждать об акционизме!»
Доброжелательная речь психиатра в моем понимании свелась к двух словам: «здоровый» и «адекватный». И еще записал слово «конгруэнтность», чтобы позже посмотреть в словаре значение.
Цитировали – позже нашел источник: это Дмитрий Быков о надписи в музее Прадо – «Бережно относитесь к тому, чего вы не понимаете. Это может оказаться произведением искусства».
Потом о контексте и о понимании акционизма как искусства заговорили. Встал я и рассказал, как понимаю, как понимает искусство народ…
– Лет семь назад работал плотником-реставратором на острове Кижи. Перебирали часовню Успенья Богородицы. «Типичная часовня при малой деревне. Материал: сосна»: информационная табличка не объясняет ничего. В конце XVII века мужики махонькой Кижской деревеньки Васильево срубили часовню – с тех пор тут и стоит.
Собрались, значит, крестьяне, меж собой все вопросы обсудили, да часовню и построили. Шуточка делов! По зиме в лесу выбрать поштучно отборные деревья, свалить и привезти, стены срубить, кровли разных видов, над восьмериком главку поднять, в лемех осиновый одетую. Бревна расколоть и протесать на плахи пола и потолка. «Небеса» сделать да расписать. Окна-двери. Иконостас! А труд крестьянский на этой нехлебородной земле — тяжкий и малоприбыльный. «Свободное время» — такого и понятия-то тогда не существовало. Потом, в XIX веке, мужики часовню свою перестроили. Сруб перебрали, гнилые бревна заменили. Прирубили звонницу: звонницу пристроить – это не курятник к сараю прислонить. Колокола купить на что-то надо… Было пригоже — стало иначе, и опять красиво. Зачем эта возня нужна была? Вот же он, Кижский погост: двадцать минут ходьбы. Надо было им. Свое особое место нужно было деревне, чтобы разговаривать с Богом. Деятельной была в людях вера…
Вот такой трудоемкий образец типичного строения как «отражение системы ценностей эпохи».
А чего способны создать жители современной типовой девятиэтажки? Людей там побольше, чем в десятке деревенских дворов: образованные все. И все мы, такие образованные и умные, почти ничего не извлекли из «Архипелага ГУЛАГ», а кровоточащими текстами Варлама Тихоновича Шаламова попросту подтерлись. Акцией Петра Павленского «Угроза» подтереться невозможно. Это перекодирует, меняет, невозможно не думать об этом. И рука тянется перечитать Шаламова. И отвыкший мозг пытается мучительно думать.
Они правильного калибра, Ваши прицельные акции – прошибают искрой понимания даже наши толстые черепа – Оруэлловских работяг-пролов. И да, мы в бытовке обсуждали акцию «Фиксация». «Гы-гы-гы!» – заржали было коллеги, но, услышав про посвящение акции Дню полиции, каждый выложил таких рассказов «про ментов», что с невольной опаской поглядели в направлении своих мошонок. Незачем понимать значение слов «метафора», «индифферентность» и «фатализм»: и так понятно, в чем смысл…
А лет семь назад занесло меня работать на богатом доме с бригадой работяг из поселка под Чухломой. Вернулся один из них с малой родины, и рассказывал новости: «Бабу-то помните – «Мышку» – самогоном-то торговала?» Завалился к ней в избу пьяный сожитель, и потребовал исполнить сожительский долг. Или, напротив, попытался отвертеться. Но огреб чугунной сковородой, а когда очнулся на полу, сквозь мошонку в деревянную половицу той сковородой был вколочен гвоздь-стопятидесятка. Участковый замахал с лавки: «Много повидал, но такого не видал. Ты лежи-лежи! Щас гвоздодер принесут!»
Под этот рассказ в бытовке паковал вещи повидать семью другой работяга. Он поддернул штанину и сунул заработанные деньги глубоко в носок. «Ты что это делаешь?» - ахнул я. «Ты чо – через Москву ехать. На вокзале если менты обшманают, так отберут всё, да еще отметелят, …!» Я и не подозревал о таких делах: мордастые вокзальные служивые не делали на меня стойку – с моим рюкзаком на плечах и высшим образованием из-под очков. Вот так это дело для меня сразу накрепко и увязалось с полицаями…

Не придумал, как ловчее сказать слова поддержки и уважения. Горящая дверь Лубянки отражается в моих глазах. Это пламя делает свою правильную работу. Возле него вернее думается. Спасибо.
С уважением, Сергей Филенко.

Сергей Филенко (19.01.2016)